Тренды в развитии ИТ меняются несколько раз в год, и задачей акселераторов и таких инновационных технопарков, как «Сколково» или Иннополис, — в правильной фильтрации стартапов и идей, которые могут удовлетворить спрос бизнеса на инновации и успешно коммерциализироваться на международном рынке. Вице-президент фонда «Сколково» Константин Паршин считает, что государство выполняет важную функцию в поддержке стартапов, а тот факт, что многие предприниматели, встав на ноги, уезжают из России, не должен пугать — эта тенденция, наоборот, создает положительный эффект. В кулуарах форума ЦИПР в Иннополисе «Хайтек» поговорил с Константином Паршиным о сквозных технологиях в «Сколково», особенностях российских стартапов и включении госкорпораций в рынок инноваций.
Константин Паршин — вице-президент фонда «Сколково», исполнительный директор Кластера информационных технологий. Закончил Механико-математический факультет МГУ и магистратуру в Американском институте бизнеса и экономики (AIBEC).
До прихода в «Сколково» работал заместителем гендиректора, директором по развитию нового бизнеса в ИТАР-ТАСС, где отвечал за стратегию развития агентства в системе государственных органов, общественных организаций и крупного бизнеса. Организовал разработку с нуля и успешный запуск стартапа, информационно-аналитического продукта «ТАСС-Бизнес», tassbiz.ru.
Фильтр для стартапов, тренды и субтехнологии
— На ЦИПР довольно много говорили про сквозные технологии — есть список из девяти. Какие из них наиболее продвинутые и интересные на данный момент?
— Для начала необходимо разобраться с самим термином «сквозные технологии». Это достаточно устоявшееся значение любой технологии, которая используется более чем в одной отрасли. Поэтому их много. Если вы возьмете интернет — это тоже сквозная технология.
И в разные моменты они все так или иначе были драйвером какого-то нового этапа развития. Обычно признак сквозной технологии — рынок очень быстро начинает ее принимать и развивать в совершенно разных продуктах, сервисах и отраслях. Здесь как раз такой феномен, что и эти девять сквозных технологий, и другие сквозные технологии развиваются сами. Потому что они настолько интересны рынку и содержат в себе большой потенциал, что либо те компании, которые когда-то были их разработчиками, либо уже новое поколение технологических компаний, увидевших для себя потенциал этой сквозной технологии, приходят на рынок со своими новыми продуктами. Некоторые из них становятся успешными, некоторые нет, но все равно рынок продвигает эти технологии, развивает их в какие-то новые продукты и сервисы.
— Если они развиваются сами, то без институтов развития тоже бы это сделали?
— Да, по идее, они развиваются сами, и роль институтов развития во многом поддерживающая. Она очень важная, на мой взгляд, но мы не создаем сквозные технологии сами. То есть мы должны отследить тренды, которые есть на рынке, и фокусно поддержать сквозные технологии, имеющие наибольший потенциал. Для нас один из вызовов — правильно эти тренды увидеть, уловить и заложить в те фильтры и технологические приоритеты, которые наши эксперты используют при отборе стартапов.
— А как часто вы обновляете эти фильтры?
— В среднем раз в год, иногда чуть чаще.
— И что изменилось в ваших фильтрах за последние два года?
— Мы добавилидостаточно много из того, что сейчас обсуждается здесь. То есть практически все сквозные технологии из списка. Это и искусственный интеллект, и большие данные, и блокчейн. Было понятно, что рынок в эту сторону пошел несколько лет назад, и мы добавляли компьютерное зрение, добавляли применение этих технологий в каких-то конкретных отраслях — например, образовании или медицине. То есть выходили на уровень субтехнологий.
Очень много добавляли по направлению виртуальной и дополненной реальностей. Я считаю, что в этой части у «Сколково» один из лучших центров экспертизы на рынке сейчас, и в целом, если смотреть на портфель решений наших участников, то они достаточно полноценно представляют тот набор продуктов, на который есть спрос. Именно поэтому мы считаем, что Фонд «Сколково» инструментально очень полезен как источник не просто идей, а уже вполне зрелых и готовых технологий, которые относятся к категории сквозных и могут достаточно быстро найти свое применение в проектах, в отраслях, в регионах.
— Вы смотрите, что нужно именно российскому рынку, компаниям, или все-таки ориентируетесь на западные рынки, которые формируют спрос?
— Вопрос немного спорный, кто идет впереди: Запад или Восток.
— Ну да, международный рынок.
— Если вы возьмете, например, компьютерное зрение, распознавание лиц, то лидирующие компании вовсе не на Западе находятся. Конечно, наша задача — ориентироваться на лучший международный уровень на сегодняшний момент, стараться его достигнуть, а лучше превзойти.
Правило работы наших экспертов заключается в том, что они отвечают в том числе на вопрос о сравнении с международными аналогами. У нас очень много потенциальных проектов, которые подаются на статус участника и не проходят экспертизу, потому что эксперты считают, что с международной точки зрения это уже повторение пройденного пути, никакой инновации в международном смысле нет. Аргумент, что у нас задача — сделать это в России на локальном рынке, в каких-то ситуациях может быть оправдан, но в большинстве случаев — нет. Для того, чтобы создавать по-настоящему успешный ИТ-продукт, нужно, чтобы он был конкурентоспособен на мировом рынке.
«Идеи невозможно запатентовать в большинстве случаев»
— Недавно было опубликовано исследование «Барометр стартапов» — там указывается, что основное количество стартапов в России либо повторяет уже существующие технологии, либо делает то, чего нет в России, но уже есть на международном уровне. Именно уникальных технологий, у которых есть потенциал, очень мало. Насколько вообще трудно искать такие стартапы?
— Трудно, безусловно. Единственное — хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Мы не требуем от каждой компании доказательства, что они станут новым Facebook.
— Ну это невозможно предсказать.
— Во-первых, невозможно предсказать, во-вторых, мы не требуем этого. Важнее соответствие современному уровню, нише тех технологий, которые эта компания хочет создавать или развивать.
Второй ответ — это, конечно, коммерциализуемость этой технологии. Наши эксперты всегда отвечают на два типа вопросов: инновационность и потенциал именно инновационной разработки. Второе — это коммерциализуемость. И в любом случае это даже не вопрос «Сколково». Любой инвестор эту компанию всегда будет спрашивать: ребята, покажите мне, чем вы отличаетесь от конкурентов, где долгосрочное конкурентное преимущество. Мы задаем эти же вопросы. Поэтому, если на рынке есть запрос, на повторение каких-то технологий или продуктов, которые где-то были созданы, — отчасти соглашусь, такой элемент маркетинга и разработки продуктов существует, но при этом все равно эти продукты дифференцируются. Я очень мало знаю продуктов, которые были бы сделаны под копирку с какого-то западного или восточного аналога.
Идеи невозможно запатентовать в большинстве случаев. Почему бы их не приветствовать? Но в любом случае мы отслеживаем уровень разработки. Это точно не должно быть вчерашним днем. И, как правило, во всех подобного рода продуктах есть обязательно какая-то своя особенность, ноу-хау, особенное позиционирование, которое делает этот продукт уникальным. Не уникальный продукт в принципе не жизнеспособен, вне зависимости от того, является он резидентом «Сколково» или нет.
Фото: ЦИПР
— Так как мы находимся в Иннополисе, нельзя не спросить: в чем в данном случае конкурентное преимущество «Сколково», что Фонд может предложить стартапам, в чем специфика?
— Вы знаете, этот вопрос звучит очень часто, и он, как правило, звучит от СМИ, а не от стартапов. Мы с вами должны понимать, что для такой страны, как наша, Иннополис, «Сколково», аналогичные центры, создаваемые в Питере и ряде других регионов, — это все равно капля в море. Вы представляете, как устроена инновационная инфраструктура в Израиле, например?
— В Израиле намного больше стартапов.
— А откуда они взялись? Людей-то мало — в 20 раз меньше, чем в нашей стране, а инфраструктура по масштабу такая же. Поэтому до того уровня, когда мы реально начнем за что-то конкурировать, еще очень далеко. Скорее, есть обратный эффект — чем выше присутствие качественных институтов развития в регионах, тем больше шанс, что какие-то идеи смогут пройти самый трудный, ранний этап своего становления — до первого прототипа и заказчика.
У нас страна так устроена — многие центры принятия решений находятся в столицах, поэтому компании могут открывать свое присутствие в «Сколково» и где-то еще. Есть масса примеров, когда компания развивалась в Иннополисе, а потом открывала свое представительство в Москве. Или имеет одновременно статус, разные юридические лица. По сути, одна и та же компания присутствует в обеих локациях.
Мы крайне заинтересованы в общем стратегическом результате, чтобы создавалось как можно больше инновационных стартапов в этой стране, чтобы формировался рыночный запрос на потребление этих инноваций. Здесь у нас тоже больше общая проблема или общая задача. Речь идет о взаимодействии с частными корпорациями и госкорпорациями. Спрос на рынке мы помогаем раскачивать.
Готовность бизнеса к инновациям, утечка мозгов и экспорт технологий
— У каждой госкорпорации сейчас уже есть должность CDO — они уже прямо понимают, что нужны инновации? На какой стадии сейчас это понимание и потребность в технологиях?
— Картина очень неоднородная. Зачастую это вопрос личности конкретного руководителя, команды, которая готова принимать некоторые риски и имеет достаточно серьезные амбиции. И, как с любым процессом управления изменениями, всегда есть часть рынка, которая бежит быстрее, впереди, а есть консерваторы, которые максимально долго держатся за статус-кво. Поэтому здесь однозначного ответа в каком-то проценте, температуре или другом измеряемом параметре, наверное, дать невозможно. Но совершенно точно динамика последних, может, не пяти, а двух лет существенно отличается от того, что было три-четыре года назад.
По крайней мере, есть запрос на то, чтобы узнать, а что еще бывает. Запрос «А давайте попробуем, проведем пилотный проект» сейчас слышен практически от всех игроков. Дальше есть некий этап развития инфраструктуры управления изменениями самих заказчиков, то есть насколько у них готов основной бизнес включать какие-то инновации в базовые технологические процессы, насколько они готовы искать механизмы финансирования, масштабирования новых разработок, насколько готовы к такому проектно-ориентированному подходу управления изменениями. Здесь, скорее, очень сильно зависит даже не от отрасли, а от конкретной команды. Есть примеры заказчиков, которые для нас являются ролевой моделью — «Газпром нефть» и вообще ряд заказчиков из нефтяной отрасли, СИБУР.
— Успешные стартапы часто уезжают после акселерационных программ и поддержки от институтов развития. Надо ли что-то поменять в России, чтобы они не уезжали?
— На мой взгляд, что-то кардинально менять, наверное, нам не нужно. Надо просто понимать, что это нормальный процесс. Часть людей уезжает, часть потом возвращается, и, если мы смотрим на это в перспективе, — не факт, что это плохо для экономики. Потому что это определенная открытость, возможность привносить какие-то инновации, которых у нас нет, из-за рубежа сюда. Я не могу сказать, что на сегодняшний день «утечка мозгов», экспорт наших интеллектуальных ресурсов — наша беда. Уезжают люди во многом по причинам невозможности самореализации или каких-то бытовых историй. В Иннополисе вполне нормальные условия для того, чтобы здесь жить. Я думаю, что вопрос утечки немножко, может быть, переоценен исторически как большая проблема.
Во-вторых, очень важный момент. Даже если посмотреть на ситуации, когда компания открывает офис за рубежом, часть сотрудников туда переводит, гораздо сильнее оказывается другой эффект. Этим компаниям, как правило, все равно выгоднее вести разработку на территории нашей страны. Вы представьте себе другой сценарий. Да, компания открыла офис в Западной Европе, Америке, вышла на большие объемы, рынки, но при этом параллельно было создано несколько сотен рабочих мест в России. Я думаю, что это одна из наших целевых моделей, чтобы Россия развивалась как рынок поставщик технологий, являясь их экспортером.
А рабочие места действительно должно быть по максимуму привлекательно создавать в России. Здесь вопрос даже не к «Сколково», а в целом к государственной политике в области стимулирования такого рода моделей. Сейчас эта ситуация не выглядит очень пугающей, таких примеров масса, поэтому мы радуемся, когда у компании получается выйти на большой рынок, потому что мы практически уверены: это приведет к развитию данного направления в том числе и здесь, в России.
Давайте не забывать, что сам по себе российский рынок представляет все-таки достаточно небольшую долю от мирового рынка. Поэтому, если представлять себе, что мы хотим создать передовую отрасль ИТ, ориентируясь только на внутренний рынок, эта задача просто не решается. Есть пресловутый пример Израиля — там есть стартапы, заказчиками которых являются крупнейшие мировые гиганты, находящиеся в Америке, Европе. Это существенным образом повлияло на рынок труда и создание новых рабочих мест в самом Израиле — это, скорее, более позитивный фактор.
